3 августа 2011 г.

Летняя


... Где, где будем мы летом жарким?
Слушать будем что, кого любить?..

Эти строчки "Северного лета" написались 7 месяцев назад в полярную ночь за полярным кругом. Тогда я не знал, что буду делать эту запись на берегу Ангары и не представлял себе, что лето одиннадцатого будет таким - славянским, летом РАдости в радиохедовских радугах, летом, в котором каждый день - сам по себе целое лето. Сейчас всё ещё не перестаю удивляться тому, насколько точно были заданы эти вопросы, которые, возможно, важнее ответов на них...

...Солнце начала июня палит, как в пустыне в Пальмире и напоминает об иорданских пальмах. Я же напоминаю медитирующего из рериховского "Лотоса" - такой же иссохший, загоревший, но только блондинка из-за выгоревших волос. =) Вместо собранного кверху хвоста на картине у меня коса "как у русской красавицы" - так скажет заплетавшая мне её стопщица из Нижнего. А вместо густой бороды - зачатки бг-бородки. К слову, мы не найдём "Лотоса" в музее Рерихов на Байкале - нашем первом впечатлении со "славного моря".

Как гессевский Сиддхартха, я овладеваю искусством думать, ждать и поститься, не забывая при этом жить, любить, смеяться и учиться. Я повсюду - в любви и в лотосе, и этого не мало: не хочется ни есть, ни спать. Все желания куда-то пропадают, а если чего и хочется, так это живьём услышать Карин Полуарт. Ощущение света и радости безгранично. Счастья так много, что долгожданный рассвет после тёмной холодной полярной ночи - капля в океане в сравнении. Слушаю звуки минской кольцевой дороги, му Петра Мамонова вместе с 240 тысячами других людей, соловьиные трели и чудесный голос Алекси Мёрдока, которому под оранжевым небом снятся запредельные сны. Кажется, я начинаю понимать смысл библейской строчки "блаженны нищие духом". Мои зрачки расширены до предела, что не ускользает от внимания милиционеров из Тольятти. Эх, знали бы они, что это всё красота из стихотворения суфия Руми, начитанного английским акцентом бруми.

Козье молоко, горсть ароматной земляники, вид с вершины липового дерева, настоящий липовый чай с мёдом и купания в купальско-трипольских кругах с лёгкостью бытовой невыносимости отпугивают внутренних дементоров. Закат раскидывается крестом, а у двери Тамерлана полным-полно полыни, как в детстве у бабушки в деревне на поле, где мы с братом и сёстрами жарили на костре чёрный хлеб с салом.

В июле на пароме "Ольхонские ворота" понимаешь, что можно провести вот так вот всю жизнь, переправляясь с одного берега на другой. Над поляной с эдельвейсами парит беркут, а зеленеющие холмы, в неспокойное время обдуваемые сармой и баргузином, в лучах заходящего солнца создают дежавю Каледонии. Пускай они и не полыхают сиренью верескового пламени, но полный пушистых шмелей душистый дикий тимьян переносит меня в лето девятого, когда, казалось, вера была самая сильная, препятствия самые сложные, а вересковый цвет самый насыщенный. И задыхающийся голос Руфь Нотман, ищущей плоды в беззеленьи и плывущей против прилива, смывает, как ураган Билл, границы картинки настоящего.

Где мы будем летом жарким? Всё там же. Слушать и любить будем по-прежнему то и тех, кого и раньше: всё проходит и не проходит ничто.

Священный Байкал, как дар смерти камень воскрешения, переносит всех любимых - живых - к костру на затихший перед бурей берег. Они все стоят, улыбаются, радуются чему-то и смотрят на меня глазами Агапита с картины Насти Новых - по-доброму, но выжидающе. В каждом взгляде - безбрежье любви и света. Знойным звоном звенит зола, медленно догорает тот закат, а видимые лишь мне люди, стоящие кольцом вокруг костра под сибирской сосной, согревают меня прохладным вечером северного ольхонского лета. Когда сарма особенно пронизывает, я повторяю, как молитву, Hotel of Open Spaces, который, словно свет самой яркой эльфийской звезды, рассеивает сдавливающую со всех сторон тьму. Скоро в зеркале воды можно будет разглядеть полотно звёзд и уйти взглядом за искрами, поднимающимися от рунного сияния костра к небу и приветствующими усталый рассвет.

Ближневосточному автостопу год, сейчас время Люнассада и Рамадана. Самое время складывать начальный курс арабского и сборник стихов Есенина обратно в рюкзак и радоваться подаренному шаманами свету в августе. Сдерживать слёзы от нашида нет никакого смысла, потому что, как в песне Розенбаума, где Гарри Поттер на метле, это значит, что мы живы.

Остаётся около месяца до того дня, когда моррисоновский вопрос станет шекспировским: "Где мы будем или не будем, когда лето закончится?" Небо ещё не иссиня-голубое, а лето не изжелта-багряное индейское. И время для дорог под музыку кантри, для странствий по горам, лесам, мысам, скалам, островам, словно из второй Готики - для всего этого "бесконечного пути, который никуда не ведёт" - пока есть. И для победы над, снова словно из Готики, коварными драконами и для "воды, превращающейся в свет", тоже. Если мы хотим быть на один шаг ближе к этому свету, возможно, ответ на вопрос "кого любить" в том, кто рядом.

А пока остаётся около месяца до того дня. И кто знает, где, где будем мы летом жарким... ;)

2 комментария:

  1. Анонимный03.08.2011, 13:03

    След слепой слезы на соленом слайде, а море ушло.
    Истин сизые гвозди — в сырые доски серых дождей.
    И тебе остается три выхода: сдохнуть или встать на крыло,
    Или просто считать, что нынче ты в отпуске, в отпуске —
    Отпуск - три дня, не считая дороги...

    [...]

    Там, где тигр выходит к морю и трогает мягкой лапой прибой,
    Где индейское лето — слезинкою неба по усталой щеке,
    Где мечта Пасифика выйдет и встанет в пене рядом с тобой -
    Оглянись и пойми, что нынче ты в отпуске, в отпуске —
    Отпуск - три дня, не считая дороги...

    © некий иркутский автор, одна из моих любимых песен :)

    ОтветитьУдалить
  2. огненным тигром в сердце прибой уходящего лета.

    ОтветитьУдалить